Горы, точно баядерки
Задремавшие, озябли;
Их туманные сорочки
Ветер утренний колышет.
Их разбудит лучезарный
Бог; последнюю одежду
С них сорвет он, озаряя
Их нагую красоту.
Рано утром я с Ласкаро
На медвежью встал охоту,
И к полудню мы добрались
До Испанского моста.
Так был назван мост, который
От французов вел на запад,
К этим варварам испанским,
Лет на тысячу отсталым.
Лет на тысячу они
В просвещении отстали;
Варвары ж мои родные
На востоке — только на сто.
Был я грустен, покидая
Почву Франции священной,
Этой родины свободы
И любимых мною женщин.
На мосту, посередине,
Сел испанец. Нищета
И в плаще его дырявом
И в глазах сквозила явно.
Он на старой мандолине
Тощим пальцем рвал струну;
Эхо резкое с насмешкой
Из ущелий отвечало.
Он над пропастью порою
Нагибался с громким смехом
И, бренча еще безумной,
Напевал слова такие:
«У меня поставлен в сердце
Золотой красивый столик,
И четыре золотые
Стульчика стоят кругом.
|
|
И на них уселись дамы—
Золотые стрелы в косах —
И играют в карты; всех
Их обыгрывает Клара.
Обыграет и смеется;
Ах, в моем ты сердце, Клара,
Будешь в выигрыше вечном,
Все ведь козыри — твои».
Идя дальше, говорил я
Самому себе: безумный
На мосту сидит, ведущем
Из одной страны в другую.
Что он — символ ли обмена
Мыслями двух этих стран?
Иль народа своего
Он безумный лист заглавный?
Только к вечеру достигли
Мы разрушенной посады,
Где на грязном блюде скверно
Пахла оллеа-потрида.
Там я также ел гарбанцос,
Тяжелее пуль ружейных,
Несваримые и немцем,
Воспитавшимся на клецках.
Подходила к этой кухне
И постель. Вся в насекомых,
Как наперчена. Клопы—
Злейшие враги людские.
Ах, ужаснее, чем ярость
Тысячи слонов, вражда
Одного клопа, который
По твоей ползет постели.
Выноси его укусы,
Как ни трудно: будет хуже,
Если ты его, раздавишь, —
Запах спать тебе не даст.
На земле всего ужасней
С тою гадиной борьба,
Для которой вонь — оружье:
Такова дуэль с клопом!
|