Есть, как улица, долина,
Имя ей — «ущелье духов»;
Поглядишь — в глазах темнеет,
Скалы с двух сторон торчат.
Там, на самом страшном склоне,
Точно сторож, на долину
Смотрит хижина Ураки.
Я вошел туда с Ласкаро.
При посредстве тайных знаков
С матерью он совещался,
Как нам лучше Атта Троля
Заманить и умертвить.
Потому что проследили
Мы его в горах. Уйти он
Уж не может. На исходе
Дни твои, о Атта Троль.
Что действительно Урака —
Настоящая колдунья,
Как то злые языки
В Пиренеях утверждают, —
Не решу я. Но ее
Подозрительна наружность:
Подозрительно слезятся
Красноватые глаза;
Взгляд их злобный и косой;
От него, по общей вере,
В вымени коровы тотчас
Молоко пересыхает.
Уверяют даже люди,
Что она, рукой костлявой
Прикоснувшись, убивает
Не свиней одних — быков.
За такие преступленья
На нее порою в суд
С жалобами приходили;
Но судья был вольтерьянец,
Сын поверхностного века,
Чуждый веры и раздумья;
Со скептической насмешкой
Он отказывал истцам.
С виду делом очень честным
Занимается Урака:
Горным зельем промышляет
Или чучелами птиц.
|
|
И была полна товара
Хижина. Ужасно пахли
Белена и цвет кукушки,
Бузина и белладонна.
Ястребы на видном месте
Красовались у колдуньи:
Угрожающие клювы
И распущенные крылья.
Может быть, мне трав сушеных
Запах в голову ударил?
С чувством странным и неясным
Я смотрел на этих птиц.
Может быть, передо мною
Околдованные люди,
Обреченные стоять
В виде жалких птичьих чучел?
На меня глядят они
Грустно, даже с нетерпеньем,
А порою боязливо
Взор бросают на колдунью.
А на корточках Урака
У печи сидит с Ласкаро;
Из топленого свинца
Отливают оба пули.
Льют ту пулю роковую,
Что погубит Атта Троля.
Как таинственно мерцает
Пламя на лице колдуньи!
Шевелит она губами.
Непрерывно и беззвучно;
Не бормочет ли заклятья,
Чтобы пуля удалась?
Иногда хихикнет, сыну
Головой кивнет. Но тот
Занят делом молчаливо
И серьезно, точно смерть.
Этим ужасом подавлен,
Я пошел вздохнуть немного
У окна и посмотрел
На далекую долину.
Что я видел в эту пору,
Между полночью и часом,
То правдиво, не спеша
Изложу в дальнейших главах.
|
