Солнце всходит. Золотые
Стрелы бьют в туман молочный,
Он, как раненый, алеет,
Испаряется в сверканьи.
Наконец ясна победа
Торжествующего дня,
Он в слепительном величьи
На вершины гор восходит.
Песни звонкие пернатых
Из сокрытых гнезд несутся,
Ароматы трав текут,
Как концерт благоуханный.
На рассвете спозаранку
Мы спустились с гор в долину,
И, пока ходил Ласкаро
След разыскивать медведя,
Я убить старался время
Мыслями. От дум, однако,
Утомился я, и даже
Стало мне немножко грустно.
Утомленный и печальный,
Я на мшистую постель
Лег под ясенем огромным,
Где струился ручеек.
Он таинственным журчаньем
Притупил меня так странно,
Что и думы, и тревоги,
И печали все рассеял.
Овладело мной стремленье
К смерти, грезе и безумью
И к наездницам, которых
Видел я средь привидений.
О, пленительные духи,
Перепуганные светом,
Вы куда теперь укрылись?
Где обитель ваша днем?
Под развалинами храма,
Где-нибудь в Романьи дальней,
Укрывается Диана
От дневной христовой власти.
Лишь во мраке полунощном
Выходить она дерзает
И охотой наслаждаться
Средь языческих друзей.
И прекрасная Абунда
Избегает назареев, —
Целый день она проводит
На спокойном Авалуне.
Этот остров притаился
В тихом море романтизма,
И его достигнешь только
На коне крылатом сказок.
Не попасть туда заботе,
Не причалить пароходу,
Где филистер любопытный
Трубку длинную сосет.
Не раздаться там угрюмым,
Скучным звонам колокольным,
Этим «бум-бом», ненавистным
Для укрывшихся там фей.
Там живет в довольстве ясном,
В цвете молодости вечной
Та улыбчивая дама —
Белокурая Абунда.
|
|
Целый день она гуляет
Под огромными цветами,
С разговорчивою свитой
Отошедших паладинов.
Ну, а ты, Иродиада, Где ты?
Молви. Ах, я знаю, —
Мертвая лежишь в гробу
Ты у стен Иерушаляйма.
Целый день холодным сном
Спишь ты в мраморной гробнице,
Но тебя тревожат в полночь
Свист бичей, «ура», «ату»!
И летишь ты на охоту
За Дианой и Абундой,
За друзьями, для которых
Ненавистны крест и муки.
Это общество прелестно.
Если б мог я с ним носиться
И с тобой, Иродиада,
Мчаться рядом на коне!
Ибо я люблю тебя
Больше эллинской богини,
Больше северной колдуньи,
Мертвая моя еврейка.
Да, люблю тебя! Я знаю
Это по биенью сердца.
Будь возлюбленной моей,
Дивная Иродиада.
Будь возлюбленной моей,
Брось ту голову пустую
Вместе с блюдом и отведай
Яств получше, повкуснее.
Я — твой самый настоящий,
Верный рыцарь; нет мне дела,
Что мертва ты, проклята;
Я без всяких предрассудков,
И о собственном спасеньи
Уж не думаю нисколько;
Жив ли я, иль тоже умер —
Временами сомневаюсь.
Рыцарем твоим я стану,
Стану Cavaliere-servente;
Понесу я за тобою
Плащ и все твои капризы.
По ночам с тобой я буду
Мчаться рядом на охоту;
Будем мы болтать, смеяться
Над моей безумной речью.
Так мы будем коротать
Ночи; днем пройдет веселье;
Буду я сидеть и плакать
Над могилою твоею.
Да, весь день сидеть и плакать
Между царских усыпальниц,
На возлюбленной могиле,
Возле стен Иерушаляйма.
И седые иудеи,
Проходя, конечно, скажут,
Что рыдаю я о храме
Города Иерушаляйма.
|