Ну, а Мумма? Что же, Мумма —
Женщина. Непостоянство
Имя ей. И, как фарфор,
Женщины бывают хрупки.
Разлученная судьбою
С благородным Атта Тролем,
Не скончалась Мумма с горя
И в уныние не впала.
Нет, жила она, как прежде,
Так же весело плясала
И у публики просила
Ежедневных одобрений.
Наконец она в Париже
Обрела в Jardin des Plantes
Место с полным пансионом,
С обеспеченьем до смерти.
Позапрошлым воскресеньем
Я ходил туда с Жюльеттой,
Объясняя ей природу
И животных и растений,
Дромадеров и жирафов,
И больших ливийских кедров,
Раззолоченных фазанов,
Также зебр; и в разговоре
Наконец, мы задержались
У перил глубокой ямы —
Резиденции медведей.
Боже, что я там увидел!
Там медведь сибирской тундры
С белоснежнейшею шерстью
Вел с медведицею черной
Страстно-нежную игру.
И медведица та — Мумма,
То — супруга Атта Троля.
Я узнал ее по блеску
Нежных, влажных глаз ее.
Нет сомнений, то она,
Черная дочь юга, Мумма.
И теперь живет с ней русский.
Варвар северный живет.
Ухмыляясь, негр какой-то
Подошел ко мне и молвил:
«Есть ли зрелище прекрасней,
Нежной ласки двух влюбленных?»
|
|
Возразил ему я: «С кем
Говорить я честь имею?»
Он воскликнул изумленно:
«Вы меня не узнаете?
Мавританский князь пред вами,
Барабанщик Фрейлиграта.
Одиноко приходилось
Мне в Германии и скверно.
Здесь я сторожем служу
И страны моей далекой
Вижу многие растенья,
Нахожу и львов и тигров.
Здесь мне лучше и приятней,
Чем на ярмарках немецких!
Где всегда я барабанил,
И меня кормили плохо.
Я женился на кухарке
Белокурой из Эльзаса.
Мне теперь в ее объятьях.
Как на родине, отрадно.
Ноги дорогой супруги
Мне слонов напоминают.
А ее французский говор —
Черный мой язык родимый.
Обругается — и вспомню
Я про грохот барабана,
Что обвешан черепами
И пугает львов и змей.
При луне она умильно
Слезы льет как крокодил,
Из реки поднявший морду
Подышать ночной прохладой.
Много лакомых кусочков
Мне дает она. Со старым
Африканским аппетитом,
Как на Нигере, я жру.
И уже животик круглый
Я завел. Из-под рубашки
Он глядит, как черный месяц,
Вылезший из белых туч».
|