Пред кумиром Вицли-Пуцли
Заставляют их склониться,
В шутовской запрыгать пляске,
Подвергают после пыткам,
Столь жестоким и ужасным,
Что пытаемых моленья
Раздаются громче всей
Катавасии людоедов —
Жаль мне зрителей далеких,
И Кортец и кто с ним был
Услыхали и узнали
Сотоварищей призывы;
Их на сцене освещенной
Было также видно ясно,
Видно лица и фигуры,
Виден нож, видна и кровь —
И испанцы сняли каски,
Опустились на колени,
И псалом запели мертвых,
Затянули «De Profundis».
Между испустивших дух
Был и Раймонд де Мендоза,
Сын прекрасной аббатисы,
Первой радости Кортеца.
И когда на груди трупа
Медальон Кортец увидел
И портрет в нем материнский,
Слезы светлые он пролил —
Но сейчас отер их твердой
Буйволиного перчаткой,
Глубоко вздохнул и начал
Петь с другими «Miserere».
Уж бледней сверкают звезды,
Поднимаются туманы
Над водой, как привиденья,
Что волочат простыни.
Праздник кончен, свет погашен
На высокой крыше храма,
Где, храпя, лежат жрецы
На полу, залитом кровью.
|
|
Лишь не спит кафтан багряный,
При огне последней лампы,
Сладко щурясь, балагуря,
Жрец беседует с кумиром:
«Вицли-Пуцли, Вицли-Пуцли,
Мой любимый Вицли-Пуцли:
Нынче ты повеселился
И понюхал благовоний.
Нынче кровь была испанцев —
И она дымилась вкусно,
И твой тонкий нос обжоры
Сладострастно заблестел.
Завтра мы коней зарежем,
Благородных, ржущих чудищ,
Порожденных духом ветра
С матерью, морской коровой.
Будешь милым, я зарежу
Для тебя моих двух внуков,
Мальчиков со сладкой кровью,
Старости моей отраду.
Но ты должен быть послушным,
Дать нам новые победы —
Дай еще побед нам, милый
Вицли-Пуцли, Вицли-Пуцли.
И пошли врагам погибель,
Чужестранцам, что из дальних
Неоткрытых стран приплыли
Через море мира к нам.
Что лишило их отчизны,
Был то голод или грех,
"Дома будь, питайся честно"
Смысл пословицы старинной.
И чего им надо. Прячут
Наше золото в карманы
И хотят, чтоб мы на небе
Стали счастливы потом.
Мы поверили, что это
Существа иной породы,
Дети солнца, что бессмертны,
Правят молнией и громом.
|
