| |
|
Все, что нам снилось всегда и везде...
|
|
|
Гумилев всегда был рад путешествиям - они давали новые силы для жизни, но на этот раз, видимо из-за болезни, то, что доставляло радость, что манило и притягивало в Африке - обыденность, незамысловатость обычаев, простота и естественность жизни, на этот раз не удовлетворило. Наверное, думал Гумилев, все - в собственной душе, даже возможность иллюзий. Не места изменяют наше настроение, а мы своим настроением изменяем места, в которых бываем. В этот раз - ни иллюзии душевного спокойствия, ни стихов.
|
|
|
Возвратившись из путешествия, в перерыве между острыми приступами лихорадки Гумилев пришел в редакцию "Аполлона" на заседание "Академии". Рассказал о путешествии, показал предметы, привезенные из Африки, и высказал мысль о том, что необходимо в научных экспедициях обращать внимание не только на предметы материальной культуры, но обязательно - на этнографию духа: на народные песни, религиозные обряды, на танцы - словом, на все, что так или иначе связано с искусством, потому что только искусство позволяет понять характер народа.
|
|
|
На этом же заседании он прочел поэму "Блудный сын". Вяч. Иванов взорвался и высказался по поводу поэмы крайне отрицательно. Но это был предлог. Отношения портились, Вяч. Иванов не разделял взглядов Гумилева на поэзию.
|
|
|
На заседаниях "Общества ревнителей художественного слова" шли споры о символизме. В статье "Наследие символизма и акмеизм" Гумилев напишет: "Для внимательного читателя ясно, что символизм закончил свой круг развития и теперь падает".
|
|
|
Фактически еще 1909г.оказался переломным во взаимоотношениях Гумилева и Брюсова. Именно тогда, как мы знаем, Брюсов не напечатал в "Весах" посланный ему в письме Гумилевым сонет. Может быть, мэтру было неприятно посвящение этого сонета Вяч. Иванову, с которым у Брюсова начались разногласия. Или из-за разногласий, которые начались у Гумилева с самим Брюсовым?
|
|
|
Так или иначе, к 1911г. Гумилев начал отходить от влияния Брюсова. (Однако В. Ходасевич считал, что влияние Брюсова на Гумилева так никогда и не кончилось.) Не принял он и "башенных" взглядов на поэзию. У него созревали собственные идеи.
|
|
| Из дневника Лукницкого |
| 5.04.1926 |
|
АА: "Гражданское мужество у него было колоссальное: например, в отношениях с Вячеславом Ивановым. Он прямо говорил, не считаясь с тем, что это повлечет за собою травлю, может быть. Всегда выражал свое мнение прямо в глаза, не считаясь ни с чем - вот это то, что я никогда не могла..."
огда сегодня днем я диктовал АА даты и сведения, полученные от Кузмина, там попалась такая строчка (то есть то, что пишет Кузмин): "Вячеслав (Иванов) грыз Гумилева и пикировался с Анненским".
АА обрадовалась: "...и пикировался с Анненским!" Так, так, очень хорошо; это уж я не забуду записать! Это для меня очень важно! "И пикировался с Анненским!".
|
|
| 3.07.1925 |
|
АА: "Не забывайте этого, душенька, потому что выйдет, что я хвастаюсь". И рассказала что, когда она первый раз была на "башне" у В. Иванова, он пригласил ее к столу, предложил ей место по правую руку от себя, то, на котором прежде сидел И. Анненский. Был совершенно невероятно любезен и мил, потом объявил всем, представляя АА: "Вот новый поэт, открывший нам то, что осталось нераскрытым в тайниках души И. Анненского..." АА говорит с иронией, что сильно сомневается, что "Вечер" так уж понравился В. Иванову, и было даже чувство неловкости, когда так хвалили "девчонку с накрашенными губами..."
А делал все это В. Иванов со специальной целью - уничтожить как-нибудь Николая Степановича, уколоть его (конечно, не могло это в действительности Николая Степановича уколоть, но В. Иванов рассчитывал).
Когда АА читала стихи "Вечера" на "башне" или в других местах, люди спрашивали, что думает Николай Степанович об этих стихах. Николай Степанович "Вечер" не любил. Отсюда создалось впечатление, что он не понимает, не любит стихов АА.
Николай Степанович никогда, ни в "Академии стиха", ни в других местах не выступал с критикой стихов АА, никогда не говорил о них. АА ему запретила.
|
|
|
Ахматова говорит: "Ни прельстителем, ни соблазнителем Вячеслав Иванов для нас (тогдашней молодежи) не был... В эмиграции Вячеслав Иванов стал придумывать себя "башенного" - Вячеслава Великолепного. Никакого великолепия на Таврической не было".
|
|
|
Вяч. Иванов в одной из своих дневниковых записей вспоминает, что всегда был очень рад приходу Гумилева, что, мол, Гумилев так пленительно, ярко рассказывал о своих путешествиях, что немедленно хотелось тут же, прямо с "башни", отправиться в густые тропики...
|
|
|
Некоторые действительно приходили на "башню" специально для того, чтобы послушать рассказы Николая Степановича.
|
|
|
О событии, когда Ахматова читала стихи на "башне", многие мемуаристы вспоминали по-разному. Среди них был и Вяч. Иванов. Он рассказывал, как волновался Гумилев, как болезненно переживал каждую произнесенную строчку и как гордился, радовался успеху и признанию Ахматовой. Вяч. Иванов говорил, что невозможно передать ощущение того, что рождение поэта - всегда чудо, что Гумилев умел радоваться чужому дару и что он всегда приветствовал как божье чудо - талант и не уставал удивляться ему.
|
|
|
В. Пяст: "...весь 1911г. в истории русской мысли был окрашен полемикой "по поводу" статей символистов. Несомненно, с этого момента они, прежде "прклятые"" писатели, стали властителями дум, стали в самом центре интеллигентской общественности. С момента "канонизации" и признания - историческая миссия символистов кончилась. Подспудные течения именно тогда уже были единственно живущими..."
|
|
С конца марта до середины мая, превозмогая приступы болезни, Гумилев продолжал бывать и на "башне", и в университете на лекциях по классической филологии, и в Музее этнографии.
4 мая по состоянию здоровья Гумилев подал прошение об увольнении его из университета. 7 мая оно было удовлетворено.
|
|
| Из дневника Лукницкого |
| 5.11.1925 |
|
|
Я заговорил о здоровье АА. В ответ она рассказала мне, что однажды Николай Степанович вместе с ней был в аптеке и получал для себя лекарство. Рецепт был написан на другое имя. На вопрос АА Николай Степанович ответил: "Болеть - это такое безобразие, что даже фамилия не должна в нем участвовать, что он не хочет порочить фамилии, подписывая ее на рецептах".
|
|
| 2.04.1925, Мр. дв. |
|
АА диктует: "8 января - опять в Киеве... Кажется, я с января, честно, уже больше не ездила в Киев. Вот так, в конце января я вернулась из Киева и жила в Царском. Бывала у Чудовских, у Толстых, у Вячеслава Иванова на "башне"...
Весной 11-го уехала в Париж (я в Троицын день была в Париже по новому счету). По дороге была в Киеве. Недолго. Праздник революции (14 июля нов. стиля. - В. Л. ) я еще видела в Париже, а 13 июля, по старому, я уже была в Слепневе. В Слепневе - до начала августа (с Николаем Степановичем поехала в Москву, в августе), через несколько дней я уехала одна из Москвы в Петербург. Оттуда - в Киев. 1 сентября я была в Киеве - это день убийства Столыпина, я помню. А 17 сентября уже у Неведомских на именинах. Потом - совпадает дальше с Колей - мы вместе в Царском Селе проводили конец года".
|
|
|
[1]