|
Но увлечение оказалось неглубоким. Гумилев никогда больше к политике не возвращался и не стремился в нее вникать. Когда началась русско-японская война, он, насмотревшись на расклеенные по стенам домов и в витринах магазинов мажорные картинки победоносных действий русской армии, решил, "как гражданин и патриот России", непременно ехать добровольцем на фронт. Родным и друзьям с трудом удалось его отговорить, втолковав ему всю позорную бессмысленность бойни на Дальнем Востоке.
|
|
Приведу несколько примеров его отношения к политике.
|
|
В письме Брюсову 08.01.1907 г. из Парижа Гумилев писал, что из созданного им журнала "Сириус" "политика тщательно изгоняема".
|
|
Еще в одном из парижских писем Брюсову: "...сама газета показалась мне симпатичной, но я настолько наивен в делах политики, что так и не понял, какого она направления..."
|
|
Лариса Рейснер писала итальянцу Скарпа в 1922 году: "Malheureusement il ne comprenait [pas] rien dans la politique, ce "parnassien russe"18.
|
|
Не использовав летний отдых до конца, Гумилев с матерью и сестрой выехал в Царское Село. Остальные члены семьи продолжали жить в Березках. Степан Яковлевич послал прошение директору Николаевской царскосельской гимназии о помещении его сына, ученика Первой тифлисской гимназии Н. С. Гумилева, в седьмой класс, "в который он по своим познаниям переведен".
|
|
В Царском Селе Гумилевы сняли квартиру - на углу Оранжерейной и Средней улиц, в доме Полубояринова (сейчас Средняя улица называется улицей Коммунаров, а Оранжерейная - Карла Маркса). Одну из комнат Николай, к удивлению родных и ужасу хозяев, превратил в "морское дно" - выкрасил стены под цвет морской воды, нарисовал на них русалок, рыб, разных морских чудищ, подводные растения, посреди комнаты устроил фонтан, обложил его диковинными раковинами и камнями.
|
|
Директор Императорской Николаевской царскосельской гимназии И. Ф. Анненский вакансий для экстернов не имел, и 11 июля 1903 года Николай Гумилев был определен интерном, однако с разрешением ему, в виде исключения, жить дома.
|
|
"Я всегда был снобом и эстетом, - вспоминал Гумилев. - В четырнадцать лет я прочел "Портрет Дориана Грея" и вообразил себя лордом Генри. Я стал придавать огромное внимание внешности и считал себя некрасивым. Я мучился этим. Я действительно, наверное, был тогда некрасив - слишком худ и неуклюж. Черты моего лица еще не одухотворились - ведь они с годами приобретают выразительность и гармонию. К тому же, как часто у мальчишек, красный цвет лица и прыщи. И губы очень бледные. Я по вечерам запирал дверь и, стоя перед зеркалом, гипнотизировал себя, чтобы стать красавцем. Я твердо верил, что силой воли могу переделать свою внешность. Мне казалось, что с каждым днем я становлюсь немного красивее".
|
|
24 декабря 1903 года общие друзья познакомили Гумилева с гимназисткой Анной Горенко, будущим поэтом нной АхматовойА. Потом они встретились на катке. Некоторые стихи и поэмы Гумилева этого периода были посвящены Ане Горенко и позже вошли в его первый сборник "Путь конквистадоров". На экземпляре сборника, подаренного ею П. Н. Лукницкому, они помечены рукою Ахматовой: "мне".
|
|
Осенняя песня |
|
Осенней неги поцелуй
Горел в лесах звездою алой,
И песнь прозрачно-звонких струй
Казалась тихой и усталой.
С деревьев падал лист сухой,
То бледно-желтый, то багряный,
Печально плача над землей
Среди росистого тумана
И солнце пышное вдали
Мечтало снами изобилья
И целовало лик земли
В истоме сладкого бессилья
А вечерами в небесах
Горели алые одежды,
И обагренные, в слезах,
Рыдали Голуби Надежды
Летя в безмерной красоте,
Сердца к далекому манили
И созидали в высоте
Венки воздушно-белых лилий
И осень та была полна
Словами жгучего напева,
Как плодоносная жена,
Как прародительница Ева
|
|
Весной 1925г. Ахматова показала П. Н. Лукницкому скамью под огромным развесистым деревом, где весною 1904г. Гумилев первый раз объяснился ей в любви. И Лукницкий сфотографировал ее.
|
|
|