| |
|
Из письма Брюсову.14.01.1907. Париж : "Кстати, о нашем журнале "Сириус". Дня через три я посылаю Вам первый номер..." И дальше: "...у меня отсутствует чисто техническое уменье писать прозаические вещи. Идей и сюжетов у меня много. С горячей любовью я обдумываю какой-нибудь из них, все идет стройно и красиво, но когда я подхожу к столу, чтобы записать все те чудные вещи, которые только что были в моей голове, на бумаге получаются только бессвязные отрывочные фразы, поражающие своей какофонией. И я о пять спешу в библиотеки, стараясь выведать у мастеров стиля, как можно победить роковую инертность пера...
|
|
|
...Вообще, мне кажется, что я уже накануне просветления, что вот-вот рухнет стена и я пойму, именно пойму, а не научусь, как надо писать".
|
|
|
Гумилев не умел отступать перед неудачами - они распаляли его. Все горести, провалы, отчаянья он пытается обратить себе на благо, все обогащает душу, и поэтому неудач - нет, они - лишь барьер перед новой высотой. И кроме того, работа спасает, смягчает неприятности, не позволяет отвлекаться на них полностью.
|
|
|
Из письма Брюсову. 24.03.1907. Париж : "Многоуважаемый Валерий Яковлевич! Только вчера я получил Ваше большое и милое письмо, где Вы разбираете мои стихотворения. Тысячу раз благодарю Вас за него: благодаря ему мои горизонты начинают проясняться и я начинаю понимать, что мне надо делать, чтобы стать поэтом. Вы, наверное, не можете представить, сколько пользы принесло оно мне. Я в последнее время сильно отвлекся от поэзии заботами о выработке прозаического стиля, занятиями по оккультизму и размышлениями о нем. Но Ваше письмо пробудило меня. Я поверил, что если я мыслю образами, то эти образы имеют некоторую ценность, и теперь все мои логические построения начинают облекаться в одежду форм, а доказательства превращаются в размеры и рифмы. Одно меня мучает, и сильно, - это мое несовершенство в технике стиха. Меня мало утешает, что мне только 21 год, и очень обескураживает, что я не могу прочитать себе ни одно из моих стихотворений с таким же удовольствием, как напр. Ваши "Ахилл у алтаря", "Маргерит" и др. или "Песню Офелии" Ал. Блока. Не радует меня также, что и у больших поэтов есть промахи, свойственные мне. Я не сравниваю моих вещей с чужими (может быть, во вред мне), я просто мечтаю и хочу уметь писать стихи, каждая строчка которых заставляет бледнеть щеки и гореть глаза..."
|
|
|
По письмам Гумилева Брюсову 1907 - 1908 годов видно, как настойчиво он учился, как целеустремленно преодолевал трудности на пути к поэтическому мастерству.
|
|
|
В конце апреля Гумилев выезжает из Парижа в Россию. Он должен отбывать воинскую повинность. Но первым делом он устремляется в Киев, чтобы увидеть Анну Горенко. Затем - в Царское. По дороге заезжает в Москву на свое первое свидание с Брюсовым.
|
|
|
Из воспоминаний Валерия Брюсова:
|
|
|
"15 мая. Приезжал в Москву Н. Гумилев. Одет довольно изящно, но неприятное впечатление производят гнилые зубы. Часто упоминает "о свете". Сидел у меня в "Скорпионе", потом я был у него в мало. Видимо, какой-то скверной гостинице, близ вокзалов. Говорили о поэзии и оккультизме. Сведений у него он находится в своем декадентском периоде. Напомнил мне меня 1895 года".
|
|
|
Из воспоминаний Н. И. Петровской (жены издателя "Грифа" С. А.
Соколова-Кречетова. - В. Л.):
|
|
|
"В приемной "Скорпиона" и "Весов" в деловые часы стиль был строг и неизменен. Здесь более, чем где-либо, одна половина существа Брюсова жила своей подлинной жизнью.
|
|
|
Молодые поэты поднимались по лестнице с затаенным сердцебиением. Здесь решалась их судьба - иногда навсегда; здесь производилась строжайшая беспристрастная оценка их дарований, знаний, возможностей, сил. Здесь они становились перед мэтром, облеченным властью решать, судить, приговаривать.
|
|
|
Не только для Москвы и Петербурга, но тогда и для всей России две комнатки на чердаке "Метрополя" приобрели значенье культурного центра, непоколебимость гранитной скалы, о которую в конце концов разбились в щепки завистничество и клевета ортодоксальной критики.
|
|
|
Аристократизм "Скорпиона", суровая его замкнутость, трудность доступа в святилище, охраняемое свирепым "цербером" (так говорили, конечно, шутя), - все это вместе относилось исключительно на счет Брюсова, и стена между ним и людьми росла.
|
|
|
...Для петербуржцев (да простится и это покойному Брюсову) литературная Москва казалась царством Брюсова, очень неприятной "монархией", царством "ежовой рукавицы". А в Москве уже маститый, на всех перекрестках признанный Брюсов, председатель художественного кружка, член многочисленных обществ, член суда чести, мэтр художественного вкуса, - считался каким-то дальнобойным колоссальным крепостным орудием официальной военной позиции и... консервированным, замаринованным в строфах, томах, трудах - сухарем. Жертв его никто не понимал и не принимал. И его никто не любил.
|
|
|
Жизненные встречи его были лишь профессионально-социальными отношениями, лучше сказать - "клише" отношений, семейная жизнь его - фикция, привычный отель с мягкой постелью. Всю боль раздвоенности, весь огонь чувств, всю трагедию свою он укрывал под "маской строгой"... Ну что общего у этого манекена в черном сюртуке со "страстью", "отчаяньем", "безумием", "алчбой", "трепетами" и "гибелью"?"
|
|
|
Они проговорили весь вечер. Брюсов поучал, Гумилев почтительно внимал.
|
|
|
Из письма Брюсову. 15.08.1907. : "...я люблю Вас. Если бы мы писали до Р. Х., я бы сказал Вам: Учитель, поделись со мной мудростью, дарованной тебе богами, которую ты не имеешь права скрывать от учеников. В средние века я сказал бы: Maitre, научи меня дивному искусству песнопенья, которым ты владеешь в таком совершенстве. Теперь я могу сказать только: Валерий Яковлевич, не прекращайте переписки со мной, мне тяжело думать, что Вы на меня сердитесь..."
|
|
|
В начале июля Гумилев снова уезжает в Париж. Но сначала на две недели - в Севастополь, где Анна Горенко проводит лето. Оттуда морем на пароходе "Олег" - до Марселя.
|
|
|
Написал цикл стихотворений, среди них - "Доктор Эфир", очевидно утраченное. Дело в том, что в Севастополе Гумилев подарил Анне Горенко несколько стихотворений, в числе которых было и это.
|
|
|
Первое путешествие морем его поразило невероятно. Под сильным впечатлением писал с дороги письма и стихи. И может быть, это было не только первое ощущение моря, но и терзание по поводу нового разрыва с любимой женщиной: Анна Горенко отказалась стать его женой.
|
|
|
