| |
| Из дневника Лукницкого |
| 9.06.1925 |
|
АА рассказывала, что на даче у Шмидта у нее была свинка и лицо ее было до глаз закрыто - чтоб не видно было страшной опухоли... Николай Степанович просил ее открыть лицо, говоря: "Тогда я вас разлюблю!" Анна Андреевна открывала лицо, показывала. "Но он не переставал любить меня! Говорил только, что "вы похожи на Екатерину II"".
На даче Шмидта были разговоры, из которых Гумилеву стало ясно, что АА не невинна. Эта новость, боль от этого известия, довела Николая Степановича до попыток самоубийства.
В Севастополе уничтожил пьесу "Шут короля Батиньоля".
АА: "Сжег потому, что я не захотела ее слушать на даче Шмидта".
В другой раз Ахматова сказала, что петербуржцы, и среди них А. Ремизов, слушали пьесу в исполнении Гумилева в 1909 г. или 1910 г.. К сожалению, она пока не обнаружена.
О мимолетном романе "с какой-то гречанкой"...
АА смеется: "С какой-то!.. Во всяком случае, Николай Степанович на том же пароходе уехал из Смирны, потому что на письмах был знак того же парохода".
|
|
|
Приехав в Париж, Гумилев поселился в комнате на rue Bara, 1.
|
|
|
От отчаяния не спасали ни новые знакомства, ни легкие увлечения. Боль унижения не отступала, не отпускала. Гумилев метался, не находил себе места. Отправился в Нормандию, в Трувиль, к морю - топиться. Но, на счастье, на пустынном берегу его задержали проницательные блюстители порядка. Очевидно, вид его внушал опасения. Ахматова выразилась: "en etat de vagabondage" (как бродяга). Словом, в конце концов он вернулся в Париж.
|
|
|
Постепенно все пришло на круги своя: стихи, долгие одинокие прогулки и снова - стихи.
|
|
|
Осенью 1907 года он пишет Брюсову:
|
|
|
"С моей позой дело как-то не выходит, но зато стихи так и сыпятся... огонь моей предприимчивости еще не погас, и я собираюсь писать все в новые и новые журналы". Но тем не менее: "Свой сборник ("Романтические цветы" - В. Л.) я раздумал издавать, во-первых, потому что я недоволен моими стихами, а во-вторых, их слишком мало".
|
|
|
"...Я все хвораю, и настроение духа самое мрачное... <...> Но, честное слово, все это время я был, по выражению Гофмана... игралищем слепой судьбы".
|
|
|
"...В жизни бывают периоды, когда утрачивается сознанье последовательности и цели, когда невозможно представить своего "завтра" и когда все кажется странным, пожалуй даже утомительным сном. Все последнее время я находился как раз в этом периоде..."
|
|
|
В Париже Гумилев познакомился с поэтессой Е. И. Дмитриевой, которая спустя два года под придуманным именем Черубины де Габриак сыграет не слишком изящную роль в судьбе двух русских поэтов - Гумилева и Волошина.
|
|
|
Из воспоминаний Елизаветы Дмитриевой:
|
|
|
"...В первый раз я увидела Николая Степановича в июле 1907 года в Париже, в мастерской художника Себастьяна Гуревича, который писал мой портрет. Он (Гумилев. - В. Л.) был совсем еще мальчик, бледное, мрачное лицо, шепелявый говор, в руках он держал небольшую змейку из голубого бисера. Она меня больше всего поразила. Мы говорили о Царском Селе, Николай Степанович читал стихи (из "Романтических цветов"). Стихи мне очень понравились. Через несколько дней мы опять все втроем были в ночном кафе, я первый раз в моей жизни. Маленькая цветочница продавала большие букеты пушистых гвоздик, Николай Степанович купил для меня такой букет, а уже поздно ночью мы все втроем ходили вокруг Люксембургского сада, и Николай Степанович говорил о Пресвятой Деве. Вот и все. Больше я его не видела. Но запомнила, запомнил и он".
|
|
| Помпей у пиратов |
От кормы, изукрашенной красным,
Дорогие плывут ароматы
В трюм, где скрылись в волненье опасном
С угрожающим видом пираты.
С затаенною злобой боязни
Говорят, то храбрясь, то бледнея,
И вполголоса требуют казни,
Головы молодого Помпея.
Сколько дней они служат рабами,
То покорно, то с гневом напрасным,
И не смеют бродить под шатрами,
На корме, изукрашенной красным.
|
|
Слышен зов. Это голос Помпея,
Окруженного стаей голубок.
Он кричит: "Эй, собаки, живее!
Где вино? Высыхает мой кубок".
И над морем седым и пустынным,
Приподнявшись лениво на локте,
Посыпает толченым рубином
Розоватые, длинные ногти.
И, оставив мечтанья о мести,
Умолкают смущенно пираты
И несут, раболепные, вместе
И вино, и цветы, и гранаты.
|
|
|
|
Из письма Брюсову. 9.10.1907 (нов. ст.), Париж : "Сегодня был у Гиля, и он мне понравился без всяких оговорок. Это энергичный, насмешливый, очень тактичный и действительно очень умный человек... Со мной он был крайне приветлив и с каким-то особенным оттенком дружеской фамильярности, что сразу сделало нашу беседу непринужденной. Вообще, я был совершенно не прав, когда боялся к нему идти, и теперь знаю, что французские знаменитости много общительнее русских (Вы знаете, о ком я говорю)".
|
|
|
Гумилев познакомился с французским поэтом-символистом, теоретиком "научной поэзии" Рене Гилем по рекомендации Брюсова. Долго не решался нанести визит Гилю из-за незаслуженно унизительного приема, который ему оказали в Париже его соотечественники Мережковский и Гиппиус в присутствии Белого.
|
|
|
И Фармаковский, и Курбатов, и другие приятели Гумилева старались развлечь его парижскими времяпрепровождениями, играми в "тещу" и "бабку". Посещал Гумилев и салон Е.С. Кругликовой, сдружился с поэтом Николаем Деникером, племянником Анненского со стороны сестры, сыном известного французского этнографа и антрополога, работавшего в библиотеке музея "Jardin des Plantes", а в скором времени в Париж приехал брат Анны Горенко - Андрей и поселился в квартире друга.
|
|
|
Весь парижский период Гумилева проходил под знаком любви к Анне Горенко. Почти все стихотворения и рассказы этого периода относятся к Анне Андреевне и посвящены ей. И все время не прекращалась их переписка.
|
|
|
