| |
|
Он вспоминает, как в старину русский Вольга боролся со Змеем, как
|
|
... Вольга
Выходил и поглядывал хмуро,
Надевал тетиву на рога
Беловежского старого тура.
|
|
|
И печального героя нашей предреволюционной поры, мужика у престола, нетрудно узнать в стихотворении "Мужик"; приведем из него следующие строки:
|
|
В чащах, в болотах огромных,
У оловянной реки,
В срубах мохнатых и темных
Странные есть мужики.
Выйдет такой в бездорожье.
Где разбежался ковыль,
Слушает крики стрибожьи,
Чуя старинную быль.
........................................
Вот уже он и с котомкой,
Путь оглашая лесной
Песней протяжной, негромкой,
Но озорной, озорной.
Путь этот - светы и мраки,
Посвист разбойный в полях,
Ссоры, кровавые драки
В страшных, как сны, кабаках.
|
В гордую нашу столицу
Входит он - Боже, спаси! -
Обворожает царицу
Необозримой Руси
Взглядом, улыбкою детской,
Речью такой озорной, -
И на груди молодецкой
Крест просиял золотой.
Как не погнулись - о горе,
Как не покинули мест
Крест на Казанском соборе
И на Исакии крест?
Над потрясенной столицей
Выстрелы, крики, набат,
Город ощерился львицей,
Обороняющей львят.
|
|
|
|
Духовное возвращение на родину не есть еще завершение поэзии Гумилева, потому что она вообще не завершена, потому что история сделала из нее только отрывок. Рост его творчества не кончился. Оно становилось все углубленнее, в него проникали философские моменты, оно начало было развиваться под знаком той большой мысли, что поэтам, властелинам ритмов, доверены судьбы вселенского движения и что они
|
|
Слагают окрыленные стихи,
Расковывая косный сон стихий.
|
|
|
Да, он верил, что стихи - враги ленивой инерции, нарушители стихийного сна, что на крыльях своих несут они в мир энергию животворящих мыслей. Преодоление косности, споспешествование мировому движению, подвижность, как подвиг: это - вообще основные линии его одновременно динамической и величавой поэзии.
|
|
|
Но красивая страница, которую он вписал ею в историю нашей литературы, получает еще новое излучение смысла как от его общей веры в божественность живого и осиянного слова, идущего за пределы земного естества, так, в частности, и от идеи его "Восьмистишья":
|
|
Ни шороха полночных далей,
Ни песен, что певала мать, -
Мы никогда не понимали
Того, что стоило понять.
И, символ горнего величья.
Как некий благостный завет,
Высокое косноязычье
Тебе даруется, поэт.
|
|
|
