Я даже как-то сказал ему:
- Вы как будто и не замечаете того, что творится вокруг.
- Ну, как не замечаю! - недовольно ответил Гумилев. - Отлично вижу. Но я ведь вам когда-то говорил, что люблю пути наибольшего сопротивления. Чтобы было что преодолевать. А теперь есть что преодолевать: опрощение, тиф, голод, Чека. Опасности на каждом шагу. Чем - не Африка!
Близкий Гумилеву поэт Георгий Иванов подтверждает это другими словами. Он рассказывал, что очутившись после свержения Временного Правительства в Лондоне, Гумилев, состоявший до того в особо<м> корпусе генерала Лохвица4, однажды летом 1918 г. обсуждал с приятелями офицерами, что делать дальше. Одни предлагали поступить в Иностранный Легион, другие звали его охотиться в джунгли на диких зверей. Гумилев сказал: "На войне я пробыл три года, на львов я уже охотился. А вот большевиков еще не видел. Поеду в Россию".
Это характерно для Гумилева. Его действительно привлекали опасности и беспокойные приключения, потому что в них находила себе пищу присущая ему мужественность. Оттого и жизнь в Советской России в самые мрачные дни большевизма казалась ему "интересной". "Чем не Африка!".
Увы, красная Африка не оправдала веры Гумилева в свои удачи. Львы и немецкие пули пощадили его. Русская пуля его не пожалела.
* * * * *
И все-таки один эпизод из последних дней жизни Гумилева, как будто действительно говорящий о предчувствии у покойного приближающейся смерти, мне припоминается.
Уже была закончена набором его последняя книга "Огненный столп". Уже были даже отпечатаны два листа. Однажды вечером, когда я сидел в издательстве "Петрополис", кто-то занес письмо от Гумилева. Поэт просил, если возможно, вставить в книгу еще одно стихотворение, крайне важное, по его мнению, для цельности книги. Оно называлось: "Мои читатели". Издатель прочел его вслух. Строки стихотворения, говорившие о том, что автор во всех своих книгах всегда учил читателей спокойно смотреть смерти в глаза, остановили наше внимание.
- Чего это он вдруг? - пожал плечами издатель.
- Кокетничает! - заметил я.
Это случилось за несколько дней до ареста Гумилева. Впоследствии, когда его уже расстреляли, мы вспомнили об этих строках. А заключительным фактом этих грустных воспоминаний было еще более грустное обстоятельство, тут же установленное: стихи "Мои читатели" оказались последним произведением Гумилева. Передавали, что сидя в тюрьме, он еще что-то написал. Цех поэтов сделал попытку получить из Чеки последнюю рукопись Гумилева, но это не удалось.
Мы очень часто сводим внешние совпадения, сопровождающие эпизоды нашей жизни, в причинную связь между ними. Из уважения к поэту свяжем и на сей раз последние эпизоды в его жизни и поверим в его способность разверзать "вещие зеницы", т. е. отдавать себя во власть дионисийской эпифании или видения. Гумилев вполне заслужил этого.
* * * * *
И еще два слова. Когда председатель Всероссийского Союза Писателей, покойный Волынский5, явился в Чека, чтобы похлопотать за арестованного поэта, председатель Чеки Комаров6, выслушав Волынского, сказал:
- Поэт Гумилевич? Что-то такого не помню.
Пусть Комаровы не помнят. Важно, чтобы мы его не забыли.
Примечания
Воспоминания печатаются по автографу В. Я. Ирецкого; хранятся в ЦГАЛИ, ф. 2227, оп. 1, ед. хр. 86.
1 Жижмор Максим Яковлевич (1888-?) - пролетарский поэт. Первый (и последний) сборник его стихотворений "Шляпа" вышел в 1922 г. Затем Жижмором было написано несколько пьес ("Фигуры", "Бетховен"). Последняя - "Шекспир" - напечатана в 1932 г.
2 Садофьев Илья Иванович (1889-1965) - пролетарский поэт. В 1918 г. издал сборник стихов "Динамо-стихи".
3 Самобытник (Маширов) Алексей Иванович (1884-1942) - пролетарский поэт, сотрудник дооктябрьской "Правды".
4 Имеется в виду Лохвицкий Н. А. - генерал-лейтенант. Командовал Русским экспедиционным корпусом во Франции (1917-1919).
5 Волынский (Флексер) Аким Львович (1861-1926) - литературный и балетный критик, историк и теоретик искусства.
6 Комаров Николай Павлович (Собинов Федор Евгеньевич) (1886-1937). Был председателем губЧК с 1918 по 1921 г.
Публикация Н. В. Снытко |